Накануне недавнего визита президента Ливана в Москву Бейрут посетил госсекретарь США Майкл Помпео. Одной из тем, затронутых в ходе встречи с главой государства, было отношение ливанских властей к движению «Хезболла», имеющему влиятельную парламентскую фракцию и получившему три портфеля в недавно сформированном правительстве. В США это движение внесено в список террористических организаций, и естественно было ожидать от американского дипломата, что он станет оказывать давление на власти страны, чтобы побудить их к каким-то действиям против «Хезболлы». Но на президента Мишеля Ауна, похоже, не произвела впечатления суровая риторика собеседника. В официальном сообщении для СМИ по итогам переговоров говорится о том, что сохранение народного единства и мира является первостепенной задачей для ливанского руководства, что «Хезболла» пользуется общественной поддержкой и представляет одну из главных конфессий в стране.

Лагерь добра или вертеп зла?

Я тащусь в автомобиле со скоростью пешехода (обычное дело в забитой транспортом столице Ливана) среди обшарпанных шиитских кварталов. С легкой опаской оглядываю многоэтажные башни, сплошь обвешанные замызганными плотными шторами (так здесь укрывают лоджии от солнца), изредка расцвеченные желтыми флагами Партии Аллаха и портретами ее лидера Хасана Насраллы. Открывает шлагбаум для проезда во двор очередной невзрачной многоэтажки пожилой совсем не воинственный дядька. Такой же ждет у подъезда в дворе. А ведь я прибыл на встречу с одним из первых лиц «Хезболлы»!

Поднимаемся на лифте в офис координатора международных связей движения. Небольшое помещение обставлено с достойной скромностью. Единственное украшение – медные листы с цитатами из Корана в массивных золоченых рамах. По углам – флаги Ливана и «Хезболлы». Почти сразу появляется Аммар Аль-Муссави, подтянутый господин лет 50, с легкими залысинами, с аккуратно постриженной седеющей бородкой, в сером пиджаке, надетом на тонкий джемпер. Внешность университетского профессора.

Наша беседа начинается с темы взаимодействия «Хезболлы» с Ираном. Это один из главных вопросов, определяющих отношение к движению как со стороны ливанских партий, так и в соседних странах. Господин Аль-Муссауи говорит, что Партия Аллаха не делает секрета из того, что ее идейной основой является шиитская доктрина и учение аятоллы Хомейни об исламской революции, она также не скрывает своих тесных связей с Ираном. Речь моего собеседника спокойная, размеренная, негромкая. Жестикуляция плавная, несуетная. Чувствуется, что обсуждаемая тема – давно для него привычная и даже рутинная. Как и тема причастности движения к «оси террора».

Как быстро могут меняться знаки, маркирующие принадлежность той или иной политической силы к лагерю добра или вертепу зла! Достаточно вспомнить, как едва ли не в одночасье превратился из террориста в нобелевского лауреата-миротворца Ясир Арафат. И как трудно оказалось снова вернуть его образ в галерею злодеев с началом Интифады. Израиль, США и Европейский союз много лет ведут пропагандистскую кампанию против «Хезболлы», ее включили не только в американский список террористических организаций, в такой же список европейский попало боевое крыло партии (для политического оставлена пустая строчка, ведь надо же иметь лазейку для переговоров).

Но такого рода обвинения значительно обесценивает тот факт, что Запад и Израиль десятилетиями открыто вмешивались во внутренние дела Ливана и поощряли свою клиентуру действовать без сантиментов. В начале гражданской войны право-христианские боевики останавливали на улицах Бейрута прохожих и расстреливали «по паспорту». Так за несколько дней погибло две сотни мусульман. Этот факт не очень муссировался западными СМИ – дабы не тревожить впечатлительную аудиторию. Как не смущала их и неприкрытая покупка влияния в стране со стороны Саудовской Аравии. Однако, к досаде внешних игроков, их усилия и затраты пошли прахом, в то время как нищий в сравнении с ними Иран сумел переиграть всех. По мнению видного политолога Хассана Муклида, влияние Израиля на внутреннюю политику Ливана в настоящее время достигло самой низкой отметки. То же можно слышать и относительно США – по мнению Аммара Аль-Муссави, в современном мире быть другом Вашингтона становится неприличным.

Много свободы – мало демократии

Наблюдать борьбу внешних игроков за влияние можно в ходе каждой избирательной кампании. При этом, учитывая мощный поток денежных средств от выходцев из Ливана (их число сегодня даже значительнее, чем число тех, кто живет в стране), непросто разобраться, кто кого спонсирует и каковы возможности разных партий. Некоторые цифры становятся известны и могут показаться нереальными для такой маленькой страны. Эфирное время для кандидатов стоит сотни тысяч долларов, заоблачные цены на придорожные постеры, похоже, не проблема для многих участников очередного забега. Это старое буржуазное общество, где укоренилось восприятие страны как своего рода акционерного общества, пайщики которого постоянно стремятся к увеличению своих долей. Борьба идет за вполне осязаемую прибыль.

Но сегодня эта классическая либеральная модель не кажется таковой знатокам местной политической кухни. Один из них в разговоре со мной обронил: «В Ливане много свободы, но мало демократии». Парадоксальная на первый взгляд фраза полна глубокого смысла.

Если в стране действуют вооруженные формирования разных партий, это и есть ничем не ограниченная свобода в духе пресловутой второй поправки американской Конституции. Но если у кого-то оружия и подготовленных бойцов больше, то подсчет голосов уже не столь значим.

Полвека назад Ливан стал прибежищем для боевых отрядов Организации освобождения Палестины, вынужденных уйти из Иордании после резни, устроенной королем Хусейном («черный сентябрь» 1970-го). В течение нескольких лет они превратились в грозную силу, вызывавшую страх у местных христиан, чье доминирующее положение в политике и государственном аппарате всерьез ранее не оспаривалось. Это была наиболее богатая из общин, ориентировавшаяся на Запад и в целом принимавшая буржуазные ценности. А палестинские группировки принесли левоэкстремистскую идеологию, оказавшуюся привлекательной для мусульманской молодежи, обитавшей в бедных кварталах и селениях. Это привело к острому противостоянию, переросшему в гражданскую войну (1975–1990). Причины и ход ее хорошо известны, поэтому не стоит на этом останавливаться. Но главное, чего нельзя не отметить: удивительное, можно сказать, зеркальное повторение тогдашней ситуации в наши дни.

Сегодня палестинцы продолжают жить в лагерях беженцев, однако их активность как политической и военной силы неизмеримо слабее. Их прежнее место заняла более мощная сила – «Хезболла». Если палестинцы были в основном суннитами-мигрантами, то Партия Аллаха опирается на самую бедную из ливанских общин – шиитскую.

Сходство с ситуацией полувековой давности этим не исчерпывается. Сегодня, как и тогда, сложилось тяжелое положение в экономике. Внешний долг страны с населением менее 5 млн человек составляет от 80 до 120 млрд долл. Один из местных политологов замечает: широко распространено мнение, что экономика Ливана может в одночасье рухнуть. А член руководства партии «Мустакбаль» («Будущее») Амин Вехбе говорит, что радикализация молодежи растет сообразно росту безработицы. Множество университетов Ливана каждый год выпускают тысячи специалистов, которых не в состоянии абсорбировать частный сектор, находящийся в стагнации. Чтобы не допускать умножения «лишних людей», экономика должна расти хотя бы на 5% в год, а нынешняя цифра близка к нулю. Нет стабильности в стране, значит, не придут инвестиции извне. А какая может быть стабильность, если не правительство решает, быть миру или войне? Решает «Хезболла», а правильнее сказать: ее идейные и финансовые спонсоры в Тегеране. Терпимо ли такое в суверенном государстве? Это мнение в той или иной степени разделяют и в других партиях.

Патриотический щит Ливана

Как же так вышло, что возникшая в 1982 году небольшая шиитская группировка за короткий исторический период значительно превзошла по степени влияния старые партии, имеющие огромный опыт политической борьбы, связанные с истеблишментом и крупным капиталом? Одной лишь помощью со стороны Ирана это не объяснишь. В гораздо большей степени ростом своего авторитета «Хезболла» обязана… Израилю. Начавший в 2006 году очередное вторжение в Ливан, южный сосед получил такой отпор, с каким не сталкивался прежде. Правительственная армия предпочла ретироваться, а на линии огня остались только отряды «Хезболлы». Тогда еще нельзя было сказать, что это были полноценные вооруженные силы, какими их представляют сегодня. Но тем не менее в 34-дневной войне они сумели нанести противнику неприемлемые потери, вынудившие израильское командование прекратить огонь. Потери шиитских формирований в численном отношении были гораздо больше, но результаты войны были восприняты как победа «Хезболлы» во всем арабском мире, да и в Израиле были истолкованы как собственное поражение. Ведь оснащенное по большей части автоматами и гранатометами 7-тысячное формирование смогло выдержать противостояние 30-тысячной армии, поддерживаемой сотней танков, бомбардировщиками F-16, ударными вертолетами, беспилотниками и т.п.

Прочие партии Ливана, не принимавшие участия в отражении вторжения, вынуждены были признать Партию Аллаха патриотическим щитом Ливана. Селим Сайег, заместитель генерального секретаря «Катаиб», также известной как «Ливанские фаланги», сказал, что фалангисты почитают шахидов «Хезболлы», павших при отражении израильской агрессии. А ведь это руководитель партии, наиболее непримиримо относящейся к шиитскому «государству в государстве», выступающей за разоружение «Хезболлы» и не одобряющей ее участие в сирийском конфликте.

Понять его нетрудно. На сегодняшний день, благодаря участию в войне на стороне Асада, шиитское воинство превратилось в жестко организованную силу, не сравнимую с отрядами разномастных палестинских организаций, когда-то представлявших собой главную угрозу не только для Израиля, но и для христианских (по преимуществу маронитских) формирований. Понеся крупные потери (оцениваются в пределах 1700–1900 бойцов), Партия Аллаха лишилась многих командиров, прославившихся в 2006 году, но произошедшая кадровая ротация омолодила шиитское воинство, которое к тому же приобрело огромный боевой опыт. Сражения в городах, в горной местности, в условиях высокой мобильности, навязанной террористическими соединениями, взаимодействие с различными родами войск, применение современных средств связи – такая школа многолетней войны делает «Хезболлу» опасным соперником для любого, кто решится померяться с ней силами. Израильские источники утверждали, что боевое крыло партии располагает 150 тыс. ракет, а в Ливане мне приходилось слышать и цифру в 200 тыс. Мне кажется, это типичная демонизация противника. Трудно представить размеры хранилищ для такого количества боеприпасов, которые можно было бы скрыть от вездесущих разведслужб.

Сложность оппонирования шиитской партии со стороны ее политических соперников в том, что если во время изгнания палестинцев христианские фаланги могли действовать под лозунгом борьбы против чужаков, то с «Хезболлой» это не пройдет – она опирается на местное население, пользуется массовой поддержкой не только шиитов, но популярна также и у христиан, особенно православных (по данным социологических опросов 2006 года, степень поддержки партии среди христиан составляла 80%, среди друзов – те же 80%, среди суннитов – 89%). Вряд ли добьешься массовой поддержки одной демонстрацией мышц и уж тем более террором, который часто приписывают «Хезболле». Значительные по объему программы социальной помощи, осуществляемые партией в районах ее доминирования, работают на ее авторитет даже больше, чем ее победы на поле брани.

В ходе парламентских выборов 2005, 2009 и 2018 годов популярность «Хезболлы» обеспечила ее уверенное вхождение в клуб политических тяжеловесов, прежде состоявший из старых партий, группировавшихся вокруг харизматических лидеров конфессиональных общин. Свою значимость Партия Аллаха убедительно продемонстрировала в ходе избрания президентом Мишеля Ауна в 2016 году.

В конце января нынешнего года после многомесячных выборных торгов удалось сформировать правительство, в котором «Хезболла» получила три места, в том числе пост министра здравоохранения. Немедленно последовало предупреждение со стороны американских властей – не сметь тратить большой бюджет министерства на нужды «Хезболлы». Попытка извлечь пропагандистский эффект даже из поражения прозападной коалиции – вроде ничего конкретно не предъявлено, но осадочек останется.

Время корректировать стереотипы

Сейчас время если не разрушения, то корректировки стереотипов. В самом Ливане почти все политически значимые фигуры воспринимают «Хезболлу» как ответственного участника государственного строительства, давно отказавшегося от экстремистских действий и заявлений. И Партия Аллаха стремится поддерживать этот новый образ, даже если приходится при этом одергивать своих не в меру эмоциональных депутатов. Когда недавно один из парламентариев от «Хезболлы» заявил, что Мишель Аун стал президентом при поддержке бойцов «Хезболлы», а Башир Жмайель – икона фалангистов – въехал в президентский дворец на израильском танке, это вызвало скандал, чреватый возобновлением вражды между старыми соперниками. Против предложения на время лишить горячего оратора права голоса «Хезболла» не стала возражать, показав, что сохранение национального согласия является ее приоритетом.

Изменение в восприятии политического имиджа касается не только «Хезболлы». За годы после окончания гражданской войны и особенно после окончания сирийской оккупации «ребрендинг» коснулся многих партий и движений. Та же «Катаиб», слывшая у советских пропагандистов почти фашистской организацией, сегодня позиционирует себя скорее в левоцентристском лагере. На вопрос о том, ожидает ли партия, что консервативная волна, поднимающаяся в Европе, докатится и до Ливана, Селим Сайег счел нужным отмежеваться от какой-либо связи с западным политическим спектром. По его словам, связи с Европой носят характер культурного, но не политического родства. «Катаиб» не базируется на религиозной основе, напротив, всегда выступала с позиций секуляризма. Это патриотическая партия, признающая арабскую принадлежность Ливана.

Схожую эволюцию в общественном восприятии претерпели «Ливанские силы» Самира Джааджаа. Он в 1994 году был приговорен к пожизненному заключению за военные преступления, но после ухода сирийцев вышел из тюрьмы и вновь возглавил партию. Он был фаворитом во время выборов президента страны в 2016 году, но снял свою кандидатуру в пользу Мишеля Ауна. Его статус вполне респектабелен, в парламенте заседает значительная группа депутатов от «Ливанских сил», входящих в либеральный блок «14 марта».

Закономерен вопрос: насколько продолжительной окажется нынешняя стабильность? Ведь за последние полвека не раз происходили тектонические сдвиги. Если раньше здесь чересполосно располагались христианские и мусульманские селения, то в ходе междоусобицы 1970–1980-х годов произошли массовые перемещения населения по конфессиональному признаку. Юг почти полностью стал мусульманским. Сегодня в Суре (античный Тир) и Сайде (библейский Сидон) еще стоят старинные церкви маронитов и православных, но уже во многих из них на службу собирается лишь горсточка прихожан. В Баальбеке, где когда-то обитала многочисленная маронитская община, статуя Мадонны на одном из центральных перекрестков – лишь напоминание о недавних временах, когда здесь процветал мультикультурализм. В древнем маронитском монастыре, прилепившемся к ограде знаменитого храмового комплекса античной эпохи, сегодня осталось двое престарелых монахов.

Похоже, в Ливане сбывается предсказание Ясира Арафата для Израиля: победит арабская матка. Более высокая рождаемость у мусульман на протяжении нескольких десятилетий значительно изменила демографическую картину в стране. Трудно назвать конкретные цифры, ибо в Ливане пуще огня боятся точной статистики, способной подорвать основания существующей политической системы. Но народный инстинкт срабатывает безошибочно: с годами все крепчает поток эмигрантов, преимущественно христиан, не видящих своего будущего в стране, где они стали меньшинством.

Если добавить к этому наличие полутора миллионов беженцев из Сирии (больше, чем в Европе), в подавляющем большинстве мусульман, то демографический дисбаланс становится еще внушительнее. С их прибытием почти на треть возросло население Ливана, создалась нездоровая обстановка на рынке труда, где готовые на любые условия люди предлагают свои услуги работодателям. Беженцы порождают 30% мусора, с утилизацией которого в Ливане и так огромные проблемы. Они потребляют до 30% электроэнергии, а она здесь также в дефиците. Об обитателях убогих палаточных лагерей западные лидеры не очень-то пекутся.

Если еще четверть века назад повсюду от Багдада и Мосула до Бейрута и Аммана существовали живущие полнокровной жизнью общины, принадлежащие к различным восточнохристианским церквям, то после начала блокады Ирака, а затем череды больших и малых войн их прихожане стали паковать чемоданы. В 1995 году автор этих строк встречался с католиками и православными на севере Ирака, беседовал с мирянами, клириками и епископами. Жизнь в многолюдных селениях ассирийцев-христиан и в древних монастырях текла спокойно и размеренно. Такое же впечатление складывалось во время посещения православных селений и обителей Сирии в 2007 году. Не было тогда межконфессионального антагонизма, позднее посеянного извне.

Во время ливанских войн даже среди христиан не было единства. Православные боролись на стороне блока левых и палестинских партий. Марониты и католики были в противоположном лагере, но зачастую сталкивались и между собой. Сегодня такой конфронтации не наблюдается, все партии и конфессии заявляют о стремлении к единству во имя процветания Ливана. Как в таком контексте могут восприниматься попытки внешних игроков побудить к изоляции одной из сильнейших партий, натравить на нее не только отдельных участников политического процесса, но и власти страны? Не будет ли разумнее поощрять постепенный дрейф «Хезболлы» в сторону большей системности и конструктивности, которую приветствуют основные участники политического диалога в Ливане? В конце концов, вопрос о разоружении шиитского движения будет зависеть от результатов сирийской войны.