Легенда о багдадском мачо
Автор биографии Саддама: “Таких почти не осталось”
Немногим больше года прошло после того, как в багдадской тюрьме на виселице оборвалась жизнь Саддама Хусейна. Время достаточное, чтобы отношение к весьма неоднозначной личности иракского лидера потеряло привкус злободневности. И время, достаточное для того, чтобы приступить к осмыслению.
“Его последний поединок с судьбой, запечатленный видеокамерой мобильного телефона, пробудил у миллионов людей понимание того, что достоинство — единственное, что необходимо сохранить перед лицом вечности”. Этими словами завершается биографическая книга Сергея Плеханова “Кровь на песке. Жизнь и смерть Саддама”. Для одних Саддам был хорош, для других — хуже некуда. Но и те, и другие должны признать: несмотря на позорную казнь, из жизни он ушел достойно.
Сергей Плеханов далек от того, чтобы кидать камни в поверженного “багдадского льва”. Так же как далек от создания прилизанно-сусального образа народного героя Саддама, хотя и не скрывает своей симпатии к нему (там, где он симпатии действительно заслуживает). Он пытается увидеть за нагромождением мифов, лести и хулы обычного человека, хоть и вознесенного на вершину власти, — со всеми его плюсами и минусами: “Это был жестокий и великодушный, коварный и наивный, сильный и уязвимый человек. Он был мачо. Таких почти не осталось. Зато все больше других — “политкорректных” ханжей. Уж их-то не приговорят к смерти, их даже не подвергнут штрафу за нарушение правил дорожного движения”.
Конечно, хорошую книгу о Саддаме можно написать, ни разу не видевши его самого, ни разу не побывав не то что в Ираке, но и вообще в какой-либо из арабских стран. Можно... Но все-таки это будет не совсем то. Сергей Плеханов отлично знает, о чем он пишет. Иракские дороги ему знакомы не понаслышке, ему доводилось говорить с людьми, близко знавшими Саддама, с простыми иракцами. И это дает ему во многом понимание того, что трудно уразуметь человеку, незнакомому со всеми нюансами арабского, исламского мира, отделывающемуся формулой “Восток — дело тонкое”. А без вникания в эту самую тонкость трудно адекватно оценивать фигуру того же Саддама. Как “безотцовщина” из глинобитного домика стал революционером, как этот революционер сделался изворотливым политиком, как владыка огромной страны оказался на эшафоте — все это нельзя понять вне контекста. Потому-то Сергей Плеханов и уделяет столько внимания тому фону, на котором проходила жизнь самого знаменитого иракца, умело избегая как соблазна впасть в академическую скрупулезность, так и объяснений в стиле “два прихлопа, три притопа” — того, что называют попсовостью.
Андрей Яшлавский
Московский комсомолец 9.02.08